Новости, события

Новости 

Ольга Ильницкая




Ольга ИЛЬНИЦКАЯ — литератор, журналист, по образованию историк. Работала учителем, экскурсоводом, научным сотрудником, архивистом, занималась археологией. Более тридцати лет выступает с эссе, рассказами и стихами в различных антологиях, альманахах и журналах. Автор нескольких книг стихов и прозы. Член PEN International, Союза писателей Москвы, Конгресса литераторов Украины, Южно-Русского Союза писателей, Национального Союза журналистов Украины. .

  

 

Произведения автора:

                         

                       

 

                     КОТ

 

В глазах увязли щелки, как мушки в янтаре.

Я знаю, зверь под кожей упругий сумрак прячет -

Короткошерстый звук игры на серебре.

Неравномерно бьется наперсточное сердце,

И вздрагивают мышцы бегущего во сне.

Когда же кот не спит - он словно в тайну дверца,

И взгляд его широк, и янтари красней.

Стучит теперь во мне - напёрсточное сердце,

А память словно сон - все глубже, все тесней.

 

            ПОСТМОДЕРН

 

 Зелёное, зелёное, земное -

 останется на взлетной полосе

 в холодной отрезвляющей росе.

 Потом полет сквозь тихий перезвон,

 и в ноздри бьет пронзительный озон.

 И ты паришь в далёких небесах,

 а мир лежит в строительных лесах.

 Все это позади. Внизу. Во тьме.

 Теперь иное: "... не рыдай по мне".

 ...

 Покоится созвездие родное,

 рычащее, огромное, ручное.

 Да, это лев! И рыбы две. На дне -

 оранжевое солнце разливное.

 В пронзительных и пристальных лучах

 Рак, Лебедь, Бык, Стрелец и Волопас,

 Медведица с детёнышем, и Дева...

 Покачивая сына на Весах

 смотрю в иллюминатор.

 Неумело

 ты поднимаешься в дюралевой броне

 туда, где Млечный путь лежит на дне

 небесном,

 и Козерог с русалочьим хвостом,

 и Водолей

 с огромным решетом.

 Всё непонятно.

 Но зачем тебе задумываться.

 Тишиной объят

 ты только выдох божий,

 божий брат.

 Отныне мир твой здесь, на этом небе,

 где всякий жив, беспечен и богат.

 ...

 Когда ляжешь лицом в смерть.

 (Это надо ещё суметь).

 Опрокинется свод голубой

 над тобой.

 И откроется старый свод

 золотых небесных высот.

 Там лилии белы и холодны.

 И вечный мир, в котором нет войны.

 И голуби, и чистые пруды,

 и голубой орел с руки клюёт,

 и белый вол на цыпочках идет,

 и эскимосский маленький тюлень

 с глазами ясными, как божий день.

 

 

 

   АННЕ ПОЛИТКОВСКОЙ

 

1.

 …одни

 прозрачные, как радость, дни…

 Ты прикасаешься собою...

 Но тканью черною покроют

 все, что вокруг. И под рукой

 вдруг твердый ощутишь покой.

 Когда глаза закроют – трогай,

 и пробуй смысл – на новый вкус.

 И, может быть, твой ангел добрый

 не повторит жизнь наизусть…

 

 2.

 

 Когда усталая страна

 мне посвящает

 строчки в прессе,

 я понимаю,

 что должна

 петь классно песни,

 словно Пресли.

 Но я устала

 так же точно,

 как эти рощи

 и поля.

 И строчки в прессе,

 это точно,

 хоть про меня –

 не для меня.

 А для меня –

 те журавли,

 что, пролетая

 горним краем,

 кричат:

 «Тебя мы зна…

 мы зна...

 Мы знаем.

 Лети за на…

 

3.


 Лифт – что гроб раздвижной.

 Небо сдвинулось влево.

 В лифте, точно в гробу,

 я лежу неумело.

 А жила, как в глуши,

 в этом городе смерти,

 где спешат навсегда

 постаревшие дети

 вдоль Страстного бульвара…

 Мимо площади Старой…

 С поворотом от «лево» -

 к повороту до «право».

 

                ***


    ЕЩЁ ПОКА ЛЮБЛЮ


1.

 

 Я с тобой была такой,

 что ты меня не замечал.

 

 Я могла быть моделью художника:

 Афродитой, восставшей из пены.

 Жанной Д’Арк, взошедшей на костер.

 

 Ты же был со мной тем, кто близко.

 Только рядом. Никогда вместе.

 

 …ты сводил меня с ума взглядом…

 …ты слагал – не для меня – песни…

 

 Но когда я уходила в себя –

 ты себе не находил места.

 

 И тогда ты приходил в храм.

 

 2.


 Я стояла в храме том, когда шла месса.

 Тогда небо над костелом билось низко,

 словно стая взлетевших сизарей.

 

 И ты спрашивал испуганно: "Где же,

 где мне ждать тебя? У чьих ты дверей?".

 

 …Я могла быть где угодно –

 где Петр ключ хранил от райских ворот,

 или там, где вообще нет запретов.

 

 Ты меня не окликай теперь.

 Не надо.

 Среди всех тебя не отличаю.

 Когда я в облаках витаю.

 Когда в небе свободно парю.

 Я тебя почти не вспоминаю.

 

3.  

 

 Я тебя теперь все реже

 люблю.

 

               ***


 СВЕТИТ ВЕЧНОЕ СОЛНЫШКО

 

Если хочешь, покину

 свой растерянный дом.

 Стану уличной музыкой

 где-нибудь в Эстергом.

 Если хочешь я стану

 жальче шепота струн

 гитариста на паперти

 городочка Oум.

 Промолчит город вечером.

 Промолчу я в ночи.

 Ты, как Ванька доверчивый,

 что сидишь на печи?

 Я как косточка щучья

 у тебя в рукаве –

 что ты скажешь, нечаянный,

 на внезапной заре

 просыпаясь от пения

 птицерыбы в окне?

 Или вовсе не помнишь,

 что легка на подъем,

 словно камень, врезаюсь,

 в голубой окоем,

 и, как яростным ливнем,

 прошиваю года...

 Я забила на прошлое.

 И не знаю стыда.

 Светит вечное солнышко

 Просто так, в никуда.

 Пахнет облако яблоком,

 как живая вода.

 

           ***



УТРЕННИЙ РОЖОК


1.

 

 Три слова знаю.

 Дух.

 Сын.

 Свят.

 Кем стал Отец,

 за что распят,

 не расскажу.

 

 2.


 Смраден пасхальный недуг огневой.

 Кто-нибудь, Отче, побыл бы со мной.

 Сможешь, кричи. А не можешь, смолчи.

 Остры персты кто с моленьем: «Прочти» -

 в сердце вонзил? Кто наметил мой путь

 прямо туда, где на звездных ключах

 Матери Божьей искрящийся прах

 вмиг обернулся живою водой?

 Сын и Отец да пребудут со мной.

 Ливень сорвался, очаг загасив.

 Нет больше смерти? Нет больше сил

 свет принимая, твердить до зари:

 «Только голубка и фонари»….

 Поздний рассвет над моей головой

 страшен, как матовый блеск восковой.

 

 3.


 Бог его знает, черт его знает,

 кто между нами под нимбом витает.

 Бог в небесах, как и я, одинок…

 В высях летает, уже не дыша,

 чья заболевшая небом душа?

 То было ночью, когда не спалось.

 Дождь барабанил и пенье неслось

 из поднебесья, в котором тужили,

 сны кочергою в печи ворошили.

 Громко дудел предрассветный рожок.

 Гнись до земли и молись, мой сынок,

 чтобы меня разбудил не будильник -

 вспомненный твой золотой голосок.

 То ли лукавство, то ли беда.

 Эта бессонница - не навсегда?

 Это безумие тайной надежды,

 что попаду неизбежно туда,

 где прикрывают усталые вежды

 незасыпающие города.

 


                 ***


       ГЛИНА ЧЕЛОВЕЧЬЯ

 

Как хороши, как свежи были розы

И. Мятлев, И.Тургенев, И. Северянин

 

 Может быть, ты даже не услышишь.

 Не рифмую. Падая, скольжу

 и себя по голубому полю

 за руку, как девочку, вожу.

 Говорит она – а кто там дышит...

 Спрашивает так, как будто слышит,

 что себе сама наворожу.

 Я запуталась в ужасных пониманьях,

 и, скорбя по ближним и по дальним,

 я чему в себе, как раб, служу?

 Это сон такой – вчера ты умер,

 а сегодня мимо пронесли

 в гвоздиками схваченном велюре

 гроб, в котором – видишь? – нет души.

 ... Как же были розы хороши!

 Но ладошки шелестят бумажно,

 что кладбищенские нищие цветы.

 В детстве женщины наивны и отважны,

 а потом дрочат карандаши.

 Пощади. Я слов уже не помню.

 Грошик дай! Про небо напиши.

 Суверенны наши дни и ночи,

 Не дыши в затылок, не души

 всхлипом нервным. Я не виновата,

 что в тебе уже не вижу брата,

 но врага. Что ж горе горевать…

 Вспомнила: ты постелил кровать,

 чтобы сладко было и комфортно

 в геометрии пуховиков и бреда –

 даже не пытаюсь срифмовать!

 Но когда меня задели гробом –

 гроб несущие чужие мужики,

 вслух подумала:

 – наверно, было б сладко,

 сразу прямо к Господу попасть!

 Для кого-то вырытую пасть (экскаватором),

 вдруг ощутить всем телом зрелой женщины,

 по-детски неумелым...

 Так неловко мне соединять

 смыслы и отчаянье надежды –

 с прямотой убойного невежды,

 что послал меня на *уй и дальше,

 рыжесть черной ямы приминать.

 Глина, глина, глина человечья...

 Замысел абсурден. Тема вечна.

 Бесконечна солнечная сыпь

 на могилах и на бледном лике –

 так ветрянки поцелуи дики

 на прекрасной шелковой щеке.

 Все вокруг знакомцы, но не те,

 кто б меня поднял и брудершафтно

 высосал могильный страшный ров,

 объяснив: она не виновата, девочка,

 с которой был готов...

 Я в тебе не разглядела брата.

 А увидела лишь проседи тоску.

 Как глухарь, долдоня на току,

 ты добавил, холодом слезясь:

 – Если будешь плакать втихомолку,

 если гроб закроют плотно крышкой,

 станут твои ночи хороши.

 Будешь самой сладкою малышкой,

 у которой вовсе нет души.

 

 P.S.

 – Почеши, – ответила, – под мышкой.

 Очень чешется, будь поцем*, почеши.

 


 

 

 

 
 

 

 

 

 

Поделиться в социальных сетях


Издательство «Золотое Руно»

Новое

Спонсоры и партнеры